Душа народа
Произведения забытого ленинградского нонконформиста показывают в сопоставлении с работами Зверева.
Евгений Михнов-Войтенко мог бы стать актером: высокий, с выразительными чертами лица, эдакий современный викинг. Забавное совпадение: он ведь учился на скандинавском отделении Ленинградского государственного института, хотя филологией увлекался недолго — бросив вуз, подал документы на художественно-постановочный факультет Театрального института. Здесь его ментором стал легендарный Николай Акимов — человек-оркестр, вошедший в историю в нескольких ипостасях: и как художник, и как режиссер (он много лет руководил Театром комедии, ныне носящим его имя). Так Михнов-Войтенко пришел в изобразительное искусство. Впрочем, сценографу, как известно, приходится работать в плотной связке с режиссером, и подобное коллективное творчество его совершенно не интересовало. Он выбрал одиночное плавание, далекое от театральных подмостков: крайне неохотно участвовал в выставках (за всю жизнь состоялось лишь две персоналки), осторожно подпускал зрителей к своим работам и почти не продавал картины коллекционерам. Итогом подобной стратегии стало глухое забвение: сегодня о художнике мало кто помнит. Выставка «Зверев/Михнов-Войтенко. Секунда, умноженная на вечность» в Музее AZ, подготовленная совместно с галереей pop/off/art, эксклюзивно работающей с наследием Михнова-Войтенко, вероятно, наконец изменит эту ситуацию. А заодно поможет сопоставить двух авторов, живших в одно время, но, скорее всего, не встречавшихся в реальности.
Они были ровесниками, но работали в разных городах: Зверев — в Москве, Михнов-Войтенко — в Ленинграде. Свои лучшие вещи оба создали на рубеже 50-60-х годов. И даже ушли в одно время, в конце 1980-х — с разницей в два года. Оба художника были звездами неофициального искусства, и можно только гадать, как сложилась бы их жизнь, если бы в ней нашлось место и широкому признанию, и официальной работе, и каталогам с выставками… Их зарубежные ровесники — вроде Энди Уорхола или Роя Лихтенштейна — были причислены к сонму поп-звезд, а уделом наших неофициальных художников стали коммуналки, нищий быт, алкоголь. Впрочем, история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, и гадать о прошлом — бессмысленно.
Кураторы выставки — искусствоведы Сергей Попов и Серафима Кострова, а также сокуратор Наталья Волкова (главный хранитель Музея AZ) — пошли путем сопоставлений. Что будет, если повесить рядом работы двух неприкаянных мастеров? Много ли найдется общего в их творчестве и биографии? Насчет последнего ответим сразу — не слишком. Зверев в отличие от Михнова-Войтенко не получил серьезного художественного образования — вылетел из знаменитого Училища памяти 1905 года за слишком богемное поведение. Еще одно расхождение с ленинградцем: Анатолий Тимофеевич окружил себя множеством друзей и почитателей; свой дом — квартирку в Свиблово — не любил и всю жизнь скитался по знакомым; зато обрел ангела-хранителя в лице коллекционера Георгия Костаки, который нередко обеспечивал ему стол и кров. Михнов-Войтенко был совсем другим — анахоретом, затворником, одиночкой, полагавшимся на семью (прежде всего на мать, устроившую в одной из комнат в коммуналке своеобразный музей в честь сына). Тусовок не любил, коллекционерам старался продать работы похуже — жаль было расставаться с вещами. Эта «скаредность» имела экзистенциальное оправдание. Знавший художника искусствовед Ростислав Климов писал: «Пока вещи были рядом, он чувствовал, что за плечами — большая и содержательная жизнь, это был залог того, что его жизнь не прошла в пьянке и что у нее есть перспектива. Прошлое не только поддерживало настоящее, но и указывало на возможное будущее. А работы — работы всей жизни — убеждали в значительности собственного творчества, значительности личности — потому что иногда в таком подтверждении была необходимость».
А что же творчество? Тут совпадений больше, хотя и различий хватает. В экспозиции «тема Зверева» и «тема Михнова-Войтенко» обозначены цветом стен: красным и серым соответственно. Зрителей встречают автопортреты художников, написанные в одно время: они представляют собой точку соприкосновения — линии творчества пересекаются, чтобы потом разбежаться в разные стороны. Зверев, как мы знаем, будет раз за разом возвращаться к автопортретам: для него они станут важным способом рефлексии. Кто есть я как художник? Чего я стою? Недаром у этих вещей вангоговские коннотации — судьба неприкаянного «проклятого» художника оказалась для Зверева и эффектной театральной маской, и собственной горькой участью.
Михнов-Войтенко в отличие от Зверева не увлекался автопортретами: он вообще больше тяготел к абстракции. Как точно отмечает в каталоге Сергей Попов, основатель галереи pop/off/art, для Анатолия Тимофеевича на первом месте была натура: «Даже «супрематические» произведения отчасти вызваны натурными впечатлениями — натюрмортами. Некоторые из них — попытки создать именно абстракции, но даже они парадоксально обращены к натуре — это подражание или пародирование оригинальных картин первого авангарда, которые висели на стенах у Костаки. Без натуры Зверев не желает ничего придумывать — это такой тип художника. Он реагирует только на непосредственное присутствие — поэтому ему необходимо выезжать в зоопарк и на природу, чтобы писать».
У Михнова-Войтенко тоже есть условно фигуративные вещи: выведенные тушью абрисы фигур (из цикла «Дневник невыдуманных образов») или складывающиеся в орнаменты образы человеческих тел (из цикла «Вакханалии»). Но его картины — это попытки выразить невыразимое, воплотить свой духовный опыт. Причем результаты получались самые разные: есть здесь и цветные пятна в духе Поллока (созданные примерно в то же время, когда творил знаменитый американец), и удивительные «тюбики» — картины, выполненные без участия кисти: краска выдавливалась непосредственно из тюбика. В его абстракциях — как в огромной «Композиции» из Русского музея — можно разглядеть занимавшие автора идеи: например, популярный в те годы «лингвистический поворот» — иначе говоря, та самая структуралистская революция, которую он как филолог не мог не заметить. А еще есть особый цикл «Касания», где тушь растекается тонкими нежными разводами, как акварель…
На третьем этаже можно увидеть фильм Зои Апостольской «Секунда, умноженная на вечность», специально снятый для выставки. Он посвящен Михнову-Войтенко: genius loci Анатолий Зверев галантно уступил место гостю. «Подружатся» ли два очень разных художника, увидим ли мы еще совместные выставки? Пока ясно одно: их заочный диалог оказался крайне интересным.
Выставка работает до 14 апреля
Фотографии: Василий Буланов/предоставлены пресс-службой Музея AZ
Читайте также:
